Наличие элементов различных сфер воинской культуры в обрядах и фольклоре донских казаков неоднократно отмечалось краеведами и исследователями дореволюционного периода (Е.Н. Кательниковым, А.И. Ригельманом, В.Д. Сухоруковым, И. Тимощенковым, М.Н. Харузиным и другими). Их сохранение в современной редуцированной обрядности подтверждено полевыми исследованиями и нашло отражение в публикациях Т.Ю. Власкиной, Б.Н. Проценко, Т.С. Рудиченко, М.А. Рыбловой, А.П. Скорика, С.В. Черницына, А.В. Ярового и ряда других.
При фиксации и описании обрядов внутреннего быта воинские элементы авторами не всегда выделялись, соответствующим образом идентифицировались и интерпретировались, что служит основанием специального их изучения. Цель настоящего исследования заключается в выявлении воинских элементов и определении их принадлежности к тем или иным компонентам традиционной культуры. Его материалом послужили опубликованные труды и данные полевых исследований 1970–2010-х гг. Нами рассматриваются универсальные обряды жизненного цикла, знаменующие периоды рождения, взросления, вступления в брак, завершения жизненного пути и не рассматриваются собственно воинские обряды (проводы и встреча казаков), также относимые рядом исследователей к жизненному циклу [1].
В обрядах, связанных с рождением, социализацией и воспитанием ребенка (мальчика), отмечены действия, проявляющие его гендерную принадлежность, участие в них коня, а также использование различных предметов – оружия, одежды и составляющих военной амуниции, обмундирования. К таковым относятся, в первую очередь, манипуляции магического характера, направленные на регулирование пола желаемого младенца. В этих целях под постель и подушку подстилали или клали соответствующие предметы – мужские штаны, шинель и даже оружие [10, с.434]. Ожидающее новорожденного военное будущее всячески подчеркивалось на всех этапах его роста и социализации. Подарками «на зубок» со стороны мужской части рода и общины было оружие и его комплектующие: лук, стрела, ружье, патрон пороха, пуля [11, с.109].
Будущий казак поэтапно проходил посвятительные обряды (инициации). В ранний период такую роль выполняли пострижение и сажание отцом сына на коня с объявлением его казаком. В дореволюционной литературе временная приуроченность этих действий характеризуется по-разному. В одних источниках фиксируется прикрепление к 40 дню (после возвращения матери с младенцем из церкви по принятии очистительной молитвы) [11, с.109–110], в других – к появлению первого зуба: «Отец, надев на него свою шапку, сажает его верхом на своего оседланного коня и в этот момент первый раз подрезает ему чуб» [2, с.49]. Перед семейным пиром мальчика возили в церковь, и чтобы из сына вырос храбрый казак, служили молебен Иоанну-воину. В наши дни традиция продолжается. Потомки донских казаков, особенно проживающие в крупных городах, привозят мальчиков на ежегодно организуемые при участии Федерации боевых искусств традиционные военные состязания «Шермиции», проводимые, как правило, на священном для казаков месте – Монастырском урочище близ станицы Старочеркасской и приуроченные ко дню памяти великомученика Георгия; в казаки посвящаются чаще дети до трех лет; пострижение, выполняемое за пределами общественного празднества, отделено от посажения. Сыновья находились под опекой матери в раннем возрасте. М.Н. Харузин отмечал, что о них, вообще, больше заботится отец, приучающий понемногу к верховой езде и полевой работе, покупающий необходимые для службы вещи [14, с.120].
Юношеские инициации для казаков имели особое значение, так как являлись испытанием физической и психологической готовности к военной службе. По определению А.К. Байбурина целью инициации было прояснение гендерных признаков и установление искусственной границы в «биологической постепенности» [1, с.63]. В связи с этим представители исполнительной власти во главе с войсковым атаманом объезжали территорию, осуществляя перепись малолетков, устраивая сборы. В.Д. Сухоруков описал такие сборы в районе главного городка донских казаков – Черкасского. На них присутствовали атаманы, старики, малолетки из 20–30 станиц «в полном вооружении и на лучших конях» [11, с. 114]. В период от двух недель до месяца юноши совершенствовались в верховой езде, стрельбе на скаку, джигитовке, бое плетьми, переплывали в полном вооружении реку. Затем устраивались состязания, по результатам которых лучшие получали поощрительные призы от атамана – оружие, уздечку и др.
Успешно проходя испытание, они переходили в другую возрастную и социальную группу служилых казаков приготовительного разряда. В свадебных обрядах донских казаков в сравнении с другими версиями ритуалов данного вида, важную организующую и регулирующую роль играли представители мужской части общины. На ранних этапах становления социума брачно-регулирующую роль выполнял казачий сбор на майдане (браки и разводы, закрепляемые по обычному праву «на сборе») [3, с.35; 14, с.74]. Впрочем, сообщалось, что семьи могли создаваться и по инициативе атамана [14, с.74]. Свое место в ритуале занимали возрастные группы неженатых молодых и служилых казаков, стариков. Вооруженные команды верховых казаков (храбрая команда, храбрый поезд, верховые поезжане), сопровождавшие жениха в пути за невестой и к венчанию, упоминаются в описаниях начала XIX, и экспедиционных материалах последней трети XX века. В период малочисленности на Дону храмов, они обеспечивали безопасность «свадебного поезда» на пути в монастырь для венчания. Позднее, следование свадебного поезда в сопровождении возглавляемого дружко вооруженного отряда всадников более отчетливо воспринималось как участие в обряде страты молодых казаков-воинов. М.Н. Харузин отметил, что в прежние времена по сведениям казаков станицы ВерхнеКурмоярской «сопровождавшие князя поезжане и скачку устраивали (выделено мною – Т.Р.), но теперь это вывелось из употребления» [14, с.145]. Движение поезда сопровождалось стрельбой в воздух [3, с.35] и воинскими песнями: «В пути верховые поезжане, в которые дружко с женихом стараются подобрать лучших песенников, играют
большею частью походные, строевые песни, исторические подъемного характера, перемежая их со всякими другими (военно-бытовыми, былинными) песнями» [4, с.214]; «впереди плетью командует запевала» [4, с.215]. А.М. Листопадов также отмечал, что верховые поезжане у двора невесты, сопровождая песню «Вьюн на воде» «боевыми выкриками и стуком в дверь» [4, с.215]. Естественно, что до 20-х гг. XX века поезжане-мужчины облачались в военное обмундирование: «Казачье – фуражка, из под нее чуб торчит, штаны с лампасами, зимой сапоги−«дудки» (ст-ца Краснодонецкая). На женихе «чекмень или шинель напашку» [4, с.49]. Дружко имел при себе плеть, являющуюся как предметом управления конем, так и по сопричастности, его атрибутом. Стуком плетью в ворота и двери он оповещал о приезде жениха, «творил молитву» и просил разрешения войти.
В 90-е гг. XX века и начале нынешнего XXI такой «храбрый поезд» составлялся из машин, и сопровождался стрельбой из окон. Вполне возможно, что наличие в донской свадьбе «храброго поезда» не имело общего распространения [7, с.93]. Наряду с мужскими группами действовали и отдельные чины, такие как посланец, разведчик-посланец [4, с.160−161] или вестовой [14, с.149], в той же роли посыльного, что в службе и на казачьем кругу. Он извещал стороны о предстоящих действиях, вел переговоры, тем самым осуществляя не только коммуникативную, но и организующую функцию. М.Н. Харузиным зафиксировано именование партии жениха войском [14, с.115], а сватовства войной: «У нас на этот раз войско не в сборе, то милости просим обождать, не начинать войны» [14, с.122]. А.М. Листопадов называет «войском» поезжан [4, с.50], а выход партии жениха к невесте «походом» [4, с.49]. Особая роль в свадьбе, как и в других обрядах жизненного цикла, отводилась коню. Помимо упоминавшегося «поезда», имевшего и практическую функцию, действия всадников на коне нередко были чисто символическими. Въезд в сени «бабы на коне» в хут. Ведерниковском и ст-це Митякинской маркирует статус новобрачной как «молодухи», ее готовность к рождению ребенка и семантически тождествен выражению «на коня села». Возможно, более универсальный характер имела символика коня в обрядах третьего свадебного дня. От матери невесты с утра выходила процессия с «блинцами» и запеченной курицей («горбунком») на завтрак молодым и сватам. Свашка ломала курицу, распределяя жертвенную «долю», таким образом: «лодыжки» – отцу и матери жениха, белое мясо – молодым. Остов курицы заворачивала в блин и дарила дружку «кобылу». Восстановление целостности символа плодородия – курицы, именуемой «кобылой», является весьма архаичным элементом обряда и вызывает ассоциации с имитацией целостности коня в курганных захоронениях кочевников [7, с. 94].
Во время сборов свадебного поезда за невестой «окружив коня, игрицы играют песню, в то время как друзья жениховы заканчивают расцвечивание конского убора» [4, с.211]. В исполняемой песне «Да во тереме огни горят» описывается последовательность действий по приготовлению коней к свадебному поезду. Для жениха и невесты, по сообщениям информантов, убирали линейку, блонкарду /тачанку (т. е. военную повозку). При
встрече молодых на подворье жениха в окрестностях Луганской станицы по сообщению М.Н. Харузина «молодых обводят вокруг телеги 9 раз, причем князь каждый раз бьет пристяжную, а потом жену. После того его заставляют поцеловать жену также 9 раз» [14 с.149].
Расплетание косы на две также символически связывается с управлением «кобылой» [7, с.94]. В церемонии именуемой «невесту бабить» родственники жениха и сваха подергивают косы невестки («вожжи»), чтобы молодая не уходила. Приготовление, запрягание и распрягание лошадей при завершении свадебного пира характеризует этикетную сторону казачьих застолий. На разъезд отец жениха запевает песню «В маменьки росла», в которой объясняются необходимые действия молодой жены. На словах – «гостей угощу» – «сват говорит: «Распрягай!» – и гульба продолжается снова» [8, с.24]. Среди предметов, имеющих в свадьбе символическое значение, оружие – пистолет, шашка. Они фигурируют в описании М.Н. Харузиным выкупа невесты. Сидящие рядом с ней братья имеют в руках «державу («костыль») – плетку, обшитую золотом и украшенную серебряными бляшками, или же пистолет и шашку» [14, с.146]. В различных эпизодах ритуала, как уже упоминалось, использовалась плеть. М. Н. Харузин сообщает о том, что в былое время у казаков «было в обычае, чтобы княгиня разувала князя, у которого в правом сапоге она находила плетку» (в данном случае иносказательно указывающую на необходимость подчинения жены мужу). В окрестностях станицы Луганской ударяя плетью по подушке, молодой имитировал побои жены [14, с.152]. В полевых материалах из хут. Мещеряковского и Мрыховского вместо обычного прохождения в дом под преломляемым «встречным караваем» («подходить под каравай, «подклоняться под каравай»), молодые проходят «трое ворот»: «под шашками, под фуражками и под караваем». Интерес представляет преимущественное положение в ценностной иерархии казачьих атрибутов и символов и подчиненное – символа плодородия каравая. В погребальных и поминальных обрядах, конь служил своеобразным медиатором-посредником, сопровождавшим хозяина в иной мир. При погребении казака коня вели под уздцы неправильно оседланным
(задом наперед). Отголоском существовавшего в древности обычая погребения всадника с конем можно считать опускание в могилу подковы. Как и в современных ритуалах погребения воинов над могилой звучали залпы ружейных выстрелов. Свидетельства наблюдавшихся воинских поминальных ритуалов на Монастырском урочище оставил для нас А.И. Ригельман. Оно отсылает нас к древней традиции конных состязаний на похоронах [12]: «Всякий год на оном кладбище в субботу сырной недели поминовение по убитым делают <…> по отслужении над оными усопшими панихиды ездят и поют, поют и потом бегают и скачут на конях, и делают из того для экзерции своей настоящее рыстание…» [6, с.76]. Это описание в важных деталях совпадает с более поздними, известными по публикациям в донской периодике, фиксирующими наличие данного обряда в станицах Луганской [5], Раздорской. «Еще в начале XX века жители Раздорской ежегодно ранней весной по звону колокола собирались на площади и со знаменами по льду направлялись к Старому городку, где троекратной ружейной стрельбой отдавали дань памяти предкам. [Воротившись] в станицу, устраивали скачки на лошадях и угощенье» [13, с.46]. Полевыми исследованиями подобная традиция поминовения отмечена в ст-це Усть-Быстрянской. Уже приходилось писать о том, насколько широко применялась в обрядах жизненного цикла, в частности свадебном, связанная с воинской культурой лексика [9]. «Сидением» называют ожидание свадьбы просватанной невестой (вспомним осадные сидения, или сидения – дежурства казаков в правлении), движением «в цепи» – шествие девушек к невесте и т. д. В обряде проводов на службу в кругу близких родственников отец благословлял иконой становившегося на колени сына и наставлял его: «Не посрами казачьей чести» [15, с.62–63]; такой же словесной формулой провожали жениха к брачной постели. Таким образом, анализ наличия воинских элементов показал, что в обрядах жизненного цикла они представлены достаточно полно и выявлены в родинном, инициационных, свадебном, поминальном, погребальном обрядах. О казачьей воинской специфике свидетельствует:
– включение в обряды составляющих социальной организации
(сбора, круга) и отражение половозрастной стратификации общины;
– наличие ролей и статусов (персонажей), являющихся этносоциальными маркерами – «храбрая команда» (отряд верховых казаков) в обряде
перехода; вестовой или посланец (в сходных со служебными функциях);
– использование атрибутов и символов социальной группы –
оружия, одежды, предметов амуниции;
– участие в обрядах коня как сопричастного казаку и медиатора
между мирами;
– осуществление действий магической и знаковой маркирующей функций (стрельба в воздух в ходе движения свадебного поезда, вокруг могилы
при погребении казака; скачки в свадебной и поминальной обрядности);
– пение воинских песен верховыми казаками (во время движения
свадебного поезда, а в прошлом поминальных обрядов) и свадебных
песен с «боевыми выкриками»;
– присутствие специальной военной лексики для номинации обрядовых актов, предметов, персонажей.
Как видим, своеобразие донским обрядам жизненного цикла придает важная роль в них групп казаков, и атрибутов мужской культуры.
Татьяна Семеновна Рудиченко, профессор кафедры истории музыки Ростовской государственной консерватории (Ростов-на-Дону). “ВОИНСКИЕ ЭЛЕМЕНТЫ В ОБРЯДАХ ЖИЗНЕННОГО
ЦИКЛА ДОНСКИХ КАЗАКОВ” – МАТЕРИАЛЫ ВСЕРОССИЙСКОЙ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ “ВОЙНА И ВОИНСКИЕ ТРАДИЦИИ В КУЛЬТУРАХ НАРОДОВ ЮГА РОССИИ”.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
1. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурносемантический анализ восточнославянских обрядов. СПб., 1993.
2. Быкадоров В.К. Былое Дона. СПб.,1907.
3. Кательников Е.Н. Были донской станицы // Донские казаки в походе и дома. Ростов н/Д., 1991.
4. Листопадов А.М. Старинная казачья свадьба на Дону // Песни донских казаков. Т. 5. М., 1954.
5. Пономарев С. Луганская станица // ДОВ. 1876. № 50.
6. Ригельман А.И. История о донских казаках. Ростов н/Д., 1992.
7. Рудиченко Т.С. Особенности свадебного ритуала казачьих поселений
юга Донецкого округа (по экспедиционным материалам) // Итоги
фольклорно-этнографических исследований этнических культур Кубани за 1999 год: Дикаревские чтения (6). Краснодар, 2000.
8. Рудиченко Т.С. Пение и песня в казачьем этикете // Музыковедение. 2005. № 1.
9. Рудиченко Т.С. Специальная лексика акционального и персонажного кодов донской свадьбы // ВЭМ. 2014. №4 (9).
10. Рудиченко Т.С. Рыблова М. А. Традиционная культура казачества в
XIX – начале XX века // Очерки истории и культуры казачества
Юга России. Волгоград, 2014.
11. Сухоруков В.Д. Общежитие донских казаков в XVII и XVIII столетиях
// Историческое описание Земли войска Донского. Общежитие донских казаков в XVII и XVIII столетиях. Ростов н/Д., 2005.
12. Топоров В.Н. Конные состязания на похоронах // Топоров В.Н. Исследования по этимологии и семантике. Т. 1. Теория и некоторые
частные ее приложения. М., 2005.
13. Фрадкина Н.Г. Станица Раздорская. Из донской топонимики //
Богатый колодезь. Историко-краеведческий альманах. Вып. 1.
Ростов н/Д., 1991.
14. Харузин М.Н. Сведения о казацких общинах на Дону. Материалы
для обычного права. Вып. 1. М., 1885.
15. Черницын С.В. Обычаи и обряды донских казаков, связанные с воинской службой // Памяти А.М. Листопадова. Ростов н/Д., 1997.