Военная игра XVIII в. в окрестностях Старочеркасска

Воинственность как свойство «бранелюбивого, готового на бой» человека [4, с. 231], была неотъемлемой чертой характера старых донцов. Эта черта развивалась всем образом жизни донца XVIII столетия, полного военных походов, набегов на беспокойных соседей и службой российской короне. Воинственность воспитывалась разными культурными механизмами, которые были сформированы природными условиями, хозяйственным бытом и мировоззренческими установками народа. Все это выражалось в обрядовой культуре, одной из составляющей которой были детские игры. Рассмотрим значение одной из военных игр донских казаков, описание которой сохранилось в литературных источниках XIX века, в частности в работах В. Сухорукова, В. Броневского, К. Абазы.

Эту игру устраивали казачата в окрестностях Старого Черкасска. В.Д. Сухоруков так описывает ее, повествуя о быте казаков в правление атамана Данилы Ефремова: [21, с.48]: «В другом месте около палисадника – большая толпа малюток, разделенная на две партии, разбила лагерь из камыша. Вся – в воинских доспехах. В бумажных шапках и лядунках, с лубочными саблями, с маленькими деревянными пиками. В каждой партии – свой предводитель. Знамена из окрашенной бумаги, трещотки, бубны и тарелки для торжественных песней. По данному знаку обе партии снимаются с лагеря, сходятся, сражаются. Победители преследуют побежденных, отбивают знамена, берут в плен людей и торжественно, с трофеями своих подвигов, при звуке бубнов и тарелок, входят в город, чтобы принять от стариков похвалу» [21, с. 51].

Попутно заметим, что В. Сухоруков приурочивает игру к праздничному дню, в который молодежь выходила к палисаднику или в сады, и устраивала стрельбу из ружей и луков. В такой стрельбе метой служили не только мишени для стрельбы, но и яйцо, что указывает на обрядовый характер состязания [21, с. 50].

К. Абаза вносит уточнение в описание этой игры. Он пишет, что «партии детей строили камышовые городки. В бумажных шапках и лядунках, с бумажными знаменами и хлопушками, верхом на палочках, противники сходились, высылая стрельцов или наездников-забияк и, нападая, сражались с таким азартом, что не жалели носов; рубились лубочными саблями, кололись камышовыми пиками, отбивали знамена, хватали пленных. Победители под музыку из дудок и гребней, с трещотками или тазами, возвращались торжественно в город, сзади, заливаясь слезами, и понурив от стыда головы, шли пленные» [1, с. 24]. В. Броневский привязывает эту игру к майскому смотру Войска, когда вся старшина, во главе с атаманом выходила за город, на непотопляемые места, разбивали лагерь и творили суд [2, с. 156]. «В продолжении смотра Войску, мальчики выходили из города целыми легионами: они разделялись на две армии, выбирали себе предводителей и близ палисадника строили лагерь из камыша. В бумажных шапках и лядунках, с бумажными знаменами и хлопушками, на палочках верхом, сходились, высылали стрелков и наездников-забияк, нападали, сражались, рубились лубочными саблями, кололи друг друга легкими тросточками, отбивали знамена, брали в плен; и с трофеями победы, при звуке трещоток, тазов, сковород, с песнями и гребешковую и дудочную музыкою, торжественно возвращались в город. Старики и сам атаман подзывали к себе проворнейших, ласкали их, и в награду дарили лакомства [2, с. 158-159].

Современные исследователи упоминают эту игру в связи с рассмотрением казачьих игр как особого этнопсихологического феномена (А. Черная), в контексте социализации подрастающего поколения (М.Рыблова). Так, А.Черная относит эту игру, к такому типу игр, в которых прямо или косвенно отражались особенности военного быта взрослых. «Они складывались под влиянием впечатлений, навеянных рассказами взрослых казаков об их воинских походах. Традиции постоянного совместного взаимодействия пронизывали гражданскую и военную жизнь казачьей общины… Участие рядом со взрослыми во всех важных станичных делах… носило для юношей, подростком, детей младшего возраста инициирующий характер» [23, с.26]. Инициирующий характер этой игры отмечал и Б. Проценко, который приводил ее, ссылаясь на К. Абазу, в качестве примера финала подростковой инициации, называя «потешным сражением». Он отмечал, что «испытательность этого обряда очевидна. Пройдя через «потешное» сражение, подросток затем полностью посвящал себя подготовке к службе в армии, что свидетельствует о пороговом характере обряда… Заключительная часть подростковой инициации постепенно стала элементом сословной культуры, сведя эту инициацию к испытанию качеств казака-воина» [17, с. 70]. М. Рыблова, ссылаясь на Сухорукова, почему-то указывая, что это были забавы новочеркасской детворы, также говорит об этой игре, как о подготовке к будущей службе, в контексте социализации будущих воинов [19, с. 102].

Целью нашей работы будет являться рассмотрение военной игры детей Черкасска, как явления отражающего старинный обряд традиционной культуры донских казаков. Здесь методологическое основание нашего исследования базируется на концепции ритуального происхождения игры, согласно которой ритуал в процессе эволюции последовательно проходит стадии драматизированного действа, молодежного игрища и детской игры [12, 70; 3, с. 87]. В качестве метода исследования будет использовать ретроспективный метод, поскольку обрядовое действие, однажды возникнув, со временем претерпевает определенные трансформации, меняет свою функциональность, вырождаясь в игру, доступную нам в поздних источниках и этнографических записях. Как писал Д. Зеленин, при использовании ретроспективного метода, «мы идем не от старого к новому, а от нового, нам современного и более нам близкого, – к старому, исчезнувшему, пятясь, так сказать, раком в глубь истории» [7, с. 38]. Современный взгляд на оперирование этим методом высказал Н.И. Толстой: «проделав путь от «нового» к «старому», от «современности» (XIX–XX вв.) к древности, установив перспективную эволюционную последовательность в обратном порядке, можно и нужно «перевернуть» этот порядок, возвращая всему процессу развитие его исторической последовательности. Таков… способ исследования, который условно можно назвать методом рытья туннеля с двух сторон. Последовательное продвижение «из глубины» подкрепляется сравнительно-историческим методом, фактами родственных индоевропейских культурных традиций» [22, c. 19−20].

Обращаясь к структурным элементам детской военной игры, выделим следующие акциональные действия: 1) выдвижение участников за палисадник или в сады, 2) строительство камышового лагеря, 3) разделение участников на две партии, 4) выборы предводителей партий, 5) сражение, 6) триумфальное возвращение победителей в город, 7) награждение отличившихся по мнению стариков участников. Предметный код акцентирует внимание на вооружении партий, наличии у них знамен, музыкальных инструментов, лубочных сабель и камышовых копий, элементов защитного доспеха и проч. Вербальный код заключается в военных командах, боевых песнях, о содержании которых мы может только догадываться. Выдвижение участников за палисадник, в сады, предполагает устроение игры за границей города, в местах пограничных, священных, связанных с событиями казачьей истории. Строительство камышового лагеря предполагает устройство полевого лагеря, места стана, центра юрта, состоящего из юртообразных помещений, о которых писал де Романо [5]. Камыш являлся не только самым ходовым строительным материалом, но и имел мифопоэтическое значение: «казаки из камышов вышли». Разделение участников игры на две партии происходило по правилам угадывания двумя избранными «матками» загадок участников, которые таким образом конались друг с другом (загадывали загадки, перехватывали палку руками). Выборы предводителей партий, видимо, напоминали выборы ясавулов.

Военная игра старочеркасских детей инсценирует сражение, в котором отмечаются тактические действия конных казаков: «поодаль маневрировали толпы мальчиков, заводя противную партию в засады или стараясь схватить удобный случай для нечаянного нападения; старейшины отдавали первенство той или другой стороне» [21, с. 58]. На первый взгляд игра содержит в себе элементы тактической игры взрослых, которые проводились казаками на местах связанных с каким либо историческим событием. Эта игра включала в себя коллективные действия и состязания в стрельбе, скачке, наездничестве. Однако, при рассмотрении времени и места проведения игры, становится очевидным ее обрядовый характер. Темпоральный код отмечает проведение этой игры в праздничный день, связывая его с началом весны – масленицей или майскими сборамина возвышенностях, возле Старочеркасска, в период разливов Дона. Локативный код фиксирует нам такие места: выше Старочеркасска, возле реки Варгунка, там где находились старочеркасские сады и ниже Старочеркасска, там где располагалось Монастырское урочище (яр, остров). В. Броневский отмечал, что подобные обряды «сохраняют на себе отпечаток древних обычаев. Обряды сии совершаются на местах битв, ознаменованных победою; на кладбищах близ церкви, или на местах злодеянием, или каким-либо несчастьем памятных» [2, с. 190].

С XVII века в документах становятся известны сборы казаков на Монастырском острове, неподалеку от современного Старочеркасска. На этих сборах решались важные вопросы внутренней жизни войсковых юртов, на них выявлялись самые лучшие всадники, стрелки, борцы. Сборы происходили с начала весны и до Петрова дня. Здесь на яру проводились войсковые смотры. Как писал А.С. Казаченко: «Общевойсковые сборы и были тем единственным действом, которое происходило на Яру. Яр не в переносном, а в прямом смысле был сценическим войсковым местом. За отсутствием амфитеатра, театральное войсковое сооружение было чрезвычайно примитивно, но все же это был самый настоящий театр. К назначенному сроку на Яр собиралось все войско. Словно в сказке, из ничего выстраивался «амфитеатр», хотя и не каменный, но с признаками той же правильной геометрии круга» [5, с. 39]. Это место иногда именовалось «Казачьим островом», оно было запретно для чужаков. В 1635 г. после нападения кафинского паши с крымцами и азовцами, 31 человек нападавших попали в плен, которые были казнены, так как по обычаю казачьего войска, «тем людем спуску не бывает» и на выкуп, захваченных на острове не отдавали [13, с. 239]. В последствие на Монастырском урочище была организована войсковая панихида по героям Азовского осадного сидения, которая просуществовала до первой половины XX века [16]. В описаниях В.Д.Сухорукова в мае, когда главное войско собиралось всеми юртами, вторая половина дня посвящалась забавам и играм, который суть борьба, стрельба из ружей и луков в цель, конные маневры [21, c. 66]

В более позднее время места связанные с историей, казаки использовали в качестве мест сборов на праздники [2, с. 189], на таких местах атаманы назначали смотр малолетков. Такими местами выступали также границы юртовых угодий, куда съезжались на состязания казаки из ближайших станиц. Например, в 1818 г. есаул Евлампий Котельников писал применительно к станице Верхне-Курмоярской, что «Торжественные станичные компании были на Троицын день и на Масленицу. Соседние станицы при своих атаманах и стариках, со знамёнами, съезжались верхи на рубеж с общественной сиушкою. Там делали шермиции и кулачные бои» [8, с. 35].

Отметим, что содержательная сторона была практически идентична во всех местах, она отразилась и в детских играх [1, с. 126; 2, с. 138; 11, с. 310; 14, с. 317]. Эта игра повторяет шермицию, которую уже в конном виде устраивали взрослые казаки. На определенное место казаки съезжались при атамане и стариках, на лучших конях, в полном вооружении – с пиками, длинными ружьями, шашками, боршнями, луками и проч. Обширный лагерь разбивался посреди ровной долины, на которой недели по две и по месяцу, в присутствии войскового атамана, продолжались военные игры. Одна толпа юношей пробовала скачкою быстроту лошадей. Другая на всем скаку стреляла в цель. Там удальцы, перекинув через седло стремена, стоя, неслись во весь опор на диких лошадях, отбиваясь шашкою или целясь ружьем. Либо, разослав на землю бурку и бросив на нее плеть, монету и т.п. хватали их на всем скаку. Выезжали охотники поединщества и, раскакавши друг на друга, начинали бой плетьми. Затем открывалось новое зрелище.
Большая часть воинов в полном вооружении неслась толпою к реке и на все лету, бросившись в воду, переплывала на другой берег… С наступлением вечера производились кулачные бои» [21, с. 66].

В первой половине XIX века, генерал И.И. Краснов, размышляя о боевых качествах казаков, упоминает и их упражнения, которые они производили по праздникам. Он писал, что «все казаки, где бы они ни жили, пред каждым воскресным и праздничным днем, стекались в станицы, по большей части верхами, так, что верховая езда и в домашнем быту была неизбежною потребностью казака, и каждый приучался к ней с самого младенчества… Наслушавшись разных повестей из военной жизни, молодые люди садились на лошадей и выезжали за станицу, где старались представить в действии рассказанное им, и разделяясь на две стороны, делали пример сражения. Очень нередко присоединялись к ним и служащие казаки, которые делали им со своей стороны наставления. Эти домашние маневры часто соединялись со стрельбою в цель, с лошади и
пешком, и с другими воинственными упражнениями; они бывали не только в воскресные дни, после станичных сборов, но повторялись всегда, как только казаки съезжались вместе, особенно верхами…» [10, с. 23–24]

В описаниях английского путешественника начала XIX века эта игра выглядела следующим образом: «казаки упражнялись в маневрах, рассеваясь по степи, заманивая противника в засаду, в конце были устроены состязания с оружием и джигитовкой» [25, p. 146–147.] На Монастырском урочище в описании А. Ригельмана в XVIII веке, казаки Черкаска «всякий год на оное кладбище в субботу сырной недели поминовение по убитым делают, куда почти все, исключая самых старых и малых, выезжают и по отслужению над оными усопшими панихиды едят и пьют, поют и потом бегают и скачут на конях и делают из того для экзеции своей настояще рыстание, в который случай и не без убийства
нечаянного от скачек тех бывает [18, с. 45].

Можно видеть, что содержательной стороной состязаний были скачки на длинные дистанции, скачка на целик (мишень), шермиции – конная игра, напоминающая маневры, пешие фехтовальные игры детей и молодежи, состязания в стрельбе из лука и ружья, во владении оружием, прежде всего пикой. Состязания носили обрядовый характер. Вот как, например, описывает скачку на мишень В. Сухоруков: «На открытом месте стояла мишень – пучок камыша, перпендикулярно поставленный, а в саженях 200 от него назначался пункт, от которого надлежало скакать. Начиналась скачка. Первый несется стрелой седой старец. Бросив у самого пука поводья, прикладывается он коротким своим ружьем, и пук зажжен. За ним летит юноша, который на все скаку спрыгнув с лошади и держась одной рукой за гриву, выхватывает другой из-за пояса пистолет, стреляет в пук и в миг — на лошади. Другие по следам перепрыгивают через огонь [21, с. 67].

Все эти состязания имели обрядовую природу и составляли важную часть праздника. Наиболее древними из них были весенние праздники, которые слились с Масленицей; обряды поминовения предков, которые в разных станицах проходили на старых городках, погостах; сборы казаков на престольные праздники.

С развитием Войсковой организации происходит отрыв некоторых состязаний в скачке и целевой стрельбе, которые организуются как завершающий этап подготовки казаков к службе или ежегодных лагерей [24]. Положение об управлении Войском Донским 1835 г. регламентировало многие вопросы быта и подготовки казаков, превращая их в замкнутое военное сословие [15], с другой стороны происходила консервация воинских умений и навыков, которые стремительно исчезали из культуры донцов, с приходом нового, земледельческого быта.

Символический смысл состязаний, проводимых над могилами погибших казаков, закодирован и выражается указанными вербальными, акциональными и предметными средствами. Здесь следует также учитывать и то, что после Азовского сидения сместились акценты ритуала – с календарного до политического. В календарном плане состязание выступало элементом сражения, результатом которого явилось рождение нового мира (вспомним весеннее празднование Нового года, например, навруза у кочевников). Всадники прыгали через огонь, зажженный выстрелом; метой для стрельбы служило яйцо; конные и пешие инсценировали сражение, а лучшие наездники показывали удаль во владении оружием и конем. При этом лучшие воины прославляли свои юрты
умением, из них избирали есаулов и предводителей отрядов. Рождение нового мира, приход на этот свет умерших предков являлись основанием для их поминовения, возможно в древности им приносились жертвы. Всадники устраивали скачку на длинные дистанции, к какому-нибудь кургану, разыгрывали настоящие сражения и состязались в конном и
пешем виде, выявляя сильнейших [11, с. 227]. Сильнейшие батиры, отваги, как называли их на Дону, отвечали за благополучие казачьих общин, ими гордились, они несли особый, казачий стереотип поведения, который донцами назывался «донская развязка» или «чагоманская ухватка». Описывая ее, информаторы обращали внимание на посадку казака на коне, на манеру держаться в седле, на походку, на умение владеть оружием, собственным телом и конем. В культурах евразийских кочевников подобный праздник претерпел изменений от родового жертвоприношения в честь духа-хозяина местности и предков рода, до отбора воинов в дружины нойонов, для чего собственно, и устраивались военные смотры [6, с. 71]. В средней Азии в дни Науруза молодежь собиралась на традиционный праздник из разных кишлаков, со своими (байраками) знаменами, музыкой и песнями, на обширной площади строили юрты, и устраивали соревнования за честь своих общин [20, с. 178]. Подобные аналогии корректны, если вспомнить полукочевой образ жизни ранних казачьих юртов.

Таким образом, в детской военной игре, которая проводилась в окрестностях Старочеркасска в XVIII – XIX веках, можно видеть отражение ритуальных действий донцов более раннего периода, их обрядов поминовения предков, которые связывались с состязаниями конных и пеших воинов. Подобные обряды проводились в священных для донских казаков местах, связанных с реальной или мифологической историей. «Потешное сражение» несомненно имеющее практическое значение для военного образа жизни казаков, консервирующее тактические схемы сражения, обладала и мифологическим значением, связанным с представлением казаков о первопразднике, о загробном мире и влиянии судьбы на жизнь народа. При рассмотрении обрядовых действий исследователю следует опираться не только на восточнославянский материал, но и на знание обычаев и традиций евразийских кочевых народов, которые имели в этногенезе и культурогенезе донских казаков не последнее значение.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

1. Абаза К.К. Казаки: Донцы, уральцы, кубанцы, терцы: Очерки из истории и стародавнего казацкого быта. СПб., 1890.
2. Броневский В. История донского войска, описание Донской земли и Кавказских минеральных вод. СПб., 1834. Т.3.
3. Велецкая Н.Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М., 2003.
4. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т.1. СПб., 1996.
5. Де-Романо. Черкасск и Войско донское в 1802 году по описанию Де-Романо. Новочеркасск, 1896.
6. Жуковская Н.Л. Кочевники Монголии. М., 2002.
7. Зеленин Очерки русской мифологии. М., 1995.
8. Кательников Е. Были донской станицы // Донские казаки в походе и
дома. Ростов н/Д., 1991.
9. Казаченко А.С. Пространственная культура казаков Нижнего Дона
конца XVI – XVII вв. Ростов н/Д., 2000.
10. Краснов И.И. О донской казачьей службе. СПб., 1852.
11. Краснов П.Н. История войска Донского. Картины былого Тихого Дона. М., 2007.
12. Любимова Г.В. Обрядовые игры с переходной семантикой в русской
традиционной культуре //ЭО. 1998. №4.
13. Новосельский А.А. Борьба Московского царства с татарами в XVII в.
М.-Л., 1948.
14. Номикосов С.Ф. Статистическое описание Области Войска Донского.
Новочеркасск, 1884.
15. Положение об управлении Донского войска. Ч.1-3. СПб., 1835.
16. Попов Х.И. Историческая панихида на Монастырском урочище //
ДЦС. 1906. Вып.1.
17. Проценко Б.Н. Инициальные обряды как элемент духовной культуры
донских казаков // ИВУЗСКРОН. 1996. №1.
18. Ригельман А. История о донских казаках. М., 1846.
19. Рыблова М.А. Стать воином. Традиции социализации юношей и подготовки воинов в донской казачьей общине. Ростов н/Д., 2016.
20. Снесарев Г.П. Традиция мужских союзов в ее позднейшем варианте у
народов Средней Азии // Полевые исследования Хорезмской экспедиции в 1958-1961 гг. Т.2. Памятники средневекового времени. Этнографические работы. М., 1963.
21. Сухоруков В.Д. Общежитие донских казаков в XVII и XVIII столетиях. Новочеркасск, 1892.
22. Толстой Н.И. «Очерки русской мифологии» Д.К.Зеленина и развитие русской мифологической науки // Зеленин Д.К. Избранные труды.
Очерки русской мифологии. М., 1995.
23. Черная А.В. Традиционные игры Дона: этнопсихологический феномен. Ростов н/Д., 2003.
24. Яровой А.В. Система обучения владению шашкой в культуре донских
казаков // ИО. 2017/2018. №5-6.
25. The story of a wanderer; founded upon his recollections of incidents in
Russian and Cossack scenes, by Robert Dyer. London. 1826.

Андрей Викторович Яровой, доктор философских наук, президент Федерации Шермиций.

«ГЛАВНОЮ ПРУЖИНОЮ ИХ ДЕЯНИЙ СЛУЖАТ
БРАННОНОСТНЫЕ ВОИНСТВЕННЫЕ
УПРАЖНЕНИЯ»: ВОЕННАЯ ИГРА XVIII В.
В ОКРЕСТНОСТЯХ СТАРОЧЕРКАССКА.

ВОИНА И ВОИНСКИЕ ТРАДИЦИИ
В КУЛЬТУРАХ НАРОДОВ ЮГА РОССИИ
VIII ТОКАРЕВСКИЕ ЧТЕНИЯ МАТЕРИАЛЫ ВСЕРОССИЙСКОЙ НАУЧНО-
ПРАКТИЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ г. Ростов-на-Дону 2019