Тема работы обусловлена следующими обстоятельствами: во-первых, проблема взаимодействия исторической памяти и исторической науки в последние годы широко обсуждается в гуманитарном знании, и для постсоветской России, испытывающей кризис идентичности, является насущной и ждущей своего разрешения. В связи с этим возникает вопрос о том, какое место занимают явления традиционной культуры в контексте этого противопоставления.
Напомню, что противопоставление это заключается в различии между историей, как пространством деконструирующим и конструирующим память и памятью, в которой различные социальные и этнические группы (возникшие на постсоветском пространстве), черпают основание для своей истории и идентичности. Пьер Нора отмечал, что «подлинная проблема, которую ставит сегодня сакрализация памяти, ‒ это понять, как, почему, в какой момент позитивный принцип эмансипации и освобождения, одушевляющий ее, оборачивается своей противоположностью и превращается в форму замкнутости, мотив исключения и орудие войны» [1]. Во-вторых, традиционные состязания, являются частью культурного механизма, благодаря которому сохранялась жизнеспособность этноса, но в настоящее время границы этнической идентичности размываются (особенно это видно на примере донских казаков), появляются новые социальные группы (неоказачество), которые благодаря поддержке государства, вытесняют или симулируют старые социальные и этнические группы и т.д. Какова же роль традиционных состязаний в этом процессе? Есть и еще один аспект, который связан с использованием ме-моральных практик для развития привлекательности региона, туризма, или с политической борьбой, и просто коммерциализацией явлений культуры с целью приобрести разного рода капитал: например, привлечь внимание к рекреационной зоне, развивать бизнес и т.д. Что происходит с памятью и историей, как деформируется мировоззрение этнофоров, в этих процессах? В своем докладе я буду опираться на положения Я. Ассмана, М. Хальбвакса, П. Нора и др. об исторической памяти, также на теорию агональности и агональной культуры, разрабатываемой в ряде работ [2].
Прежде всего, обратимся к источникам, дающим нам представления о состязательных традициях и воинских играх в среде донских казаков.
Историография описания воинских состязаний у донцов довольна обширна. Об этом пишут все исследователи или путешественники, которые соприкасались с казаками с XVIII века, например, Я. Потоцкий, давая красочное описание казачьей борьбы [3, с. 200], или А. Ригельман, рассказывая о конных ристаниях казаков в Монастырском урочище на Сырную неделю [4], подобные описания этнографического характера мы находим и у В. Д. Сухорукова [5], Е. Кательникова [6], И. И. Краснова [7], В. М. Пудавова [8], С. Ф. Номикосова [9], М. Н. Харузина [10], П. Н. Краснова [11] и др. Описания игр и состязаний удерживает и народная память, привязывая то или иное состязание к праздничному событию и священ-
ному месту [12]. Из работ последнего времени можно упомянуть работы М. А. Рыбловой [13], Т. С. Рудиченко [14]. Художественная литература оставила немало подробностей описания борьбы, кулачного боя, конных ристаний в работах Крюкова, Скрипова, Петрова (Бирюка), Шолохова.
В обобщенном виде можно говорить о следующем. Воинские состязания сопровождали военно-траурные мероприятия; календарные праздники; военные действия, свадебные обряды; инициации. Они включали в себя состязания в скачке, при этом скачка явно носила поминальный характер, проводилась в определенное время и в особом памятном месте. Состязания в наездничестве: упражнения с оружием верхом на коне: стрельба в лист и скачка на мишень, работа дротиком; коллективные конные упражнения, что собственно и называлось шермициями, когда казаки делились на две партии и демонстрировали (а точнее состязались) сомкнутый и развернутый строй, атаку лавой, на удар в дротики; фехтовальные игры конного и пешего характера. Конные коллективные игры представляли собой демонстрацию сражения, эта практика была распространена не только у казаков, но и у соседних народов, вплоть до Средней Азии. Демонстративные сражения могли носить исторические названия, повествующие о боевом прошлом народа. Боевые приемы повторялись
природными конниками дома, под руководством стариков.
Обычно структура праздничного мероприятия содержит религиозные действия (молебен, панихида), шествие к месту памяти, или сбор на таком месте (Моськин курган, Каплица, Василёвы бугры и т.п.), проведение на этом месте конных и пеших воинских упражнений и игр (шермиций или маневров), совместная трапеза. Вопрос о генезисе таких явлений в свое время пытался решить генерал И. И. Краснов, который писал, что станичные сборы всегда привлекали к себе жителей. Все казаки, где бы они ни жили, пред каждым воскресеньем и праздничным днем, стекались в станицы, по большей части верхами, так что верховая езда и в домашнем быту была неизбежной потребностью… по окончанию суждения о делах общественных, заслуженные воины обращались к рассказам о подвигах своих и людей им более известных; пылкая молодежь с жадностью ловила слова их. Наслушавшись разных повестей из военной жизни, молодые люди садились на лошадей и выезжали за станицу, где старики представляли в действии рассказанное ими, разделяясь на две стороны и делая примерные сражения. Эти домашние маневры часто соединялись со стрельбой в
цель, с лошади и пешими и с другими воинственными упражнениями… [7]
События, описанные Красновым, относятся к первой половине XIX столетия. Интересно, что в 30-годы генерал-майор И. С. Ульянов, писал о шермициях как уходящем прошлом донцов и рекомендовал возродить их как основу боеспособности казачьих полков [15]. В воспоминаниях генерал-лейтенанта А. П. Чеботарева, упоминаются шермиции проведенные на левой стороне по случаю прибытия генерал-адъютанта государева 25 января 1798 года [16]. То есть, можно говорить о том, что шермиции или воинские игры, являлись неотъемлемой частью традиционной культуры донцов до начала 19 века, когда начался меняться быт, регламентироваться служба, в прошлое уходили облавные охоты (единственный тренинг лавы), наезды и поиски добычи отрядами гулебщиков за барантой. Регламентация быта, да и изменение самого образа жизни, заставила обратить внимание Войскового атамана М. Г. Власова на подготовку казаков, который во время сборов в округах приказал устраивать скачки и различные мишени для цельной стрельбы, а отличившихся в наездничестве и удальстве, в исправности оружия и амуниции, награждать разными призами. Во второй поло-
вине XIX столетия, когда в станицах появились специальные инструкторы, наряду с традиционными конными играми, появляются упражнения согласно параграфам устава, регламентируется работа холодным оружием, которое унифицируется. От полномасштабных игр остались малые маневры, и элементы боя, включающие в себя проскачку группой, проскачка стоя-сидя на плечах товарища или стоя на крупе коня, перелеты вдвоем, увоз раненого, которые казаки будут демонстрировать в 30-е годы на стадионах мира. В подобном виде воинские упражнения просуществовали до начала ХХ века. После известных процессов начала ХХ века, традиции воинских игр перекочевали в детскую среду и там, сохраняя свою основу, просуществовали до второй половины ХХ века. Интересно, что в них сохранялась и этническая основа: неказаков в такие игры не брали, старики старались заниматься с детьми и в первые годы советской власти, собирая казачат за станицей, показывая навыки владения пикой, шашкой. Советские праздники внесли существенную коррективу в традиции донцов, кото-
рые вытеснены были скачками и рубкой лозы на 1 мая и 7 ноября. Потом и этот вид конного спорта ушел в историю, исчезло из семей холодной оружие, кони, с казаками ушла и присущая им манера езды. Станичный быт сменился бытом советского колхозника. Воинские состязания стали достоянием исторической памяти. Не особо о них говорили в станицах, как и о своем отношении к казакам. При переписи указывали, что мы русские, правда, в узком кругу иногда могли напомнить детям, что мы казаки.
Полностью вытеснить этническое самосознание советской власти из донских казаков не удалось. Сегодня некоторая часть их в традиционном оружии, коне, состязании видит механизм актуализации исторической памяти. При этом бытовое существование этих людей не всегда связано с сельской местностью, что приводит к некоторым недоразумениям, разночтениям, в трактовании исторических явлений.
Сегодня традиционные игры возрождаются донскими казаками. Домашние игры сейчас известны в станице Мечетинской, Романовской, Кутейниковской, Тацинской. Наметилось участие Всевеликого войска донского в этом процессе.
П. Нора писал, что расцвет памяти в наше время имеет два последствия: первое «состоит во все более интенсивном использовании прошлого политическом, туристическом, коммерческом. Это проявилось в резком подъеме мемориальных мероприятий» [1]. Если присмотреться, то можно видеть и участие некоторых так называемых «казачьих политиков», их появление на шермицях, даже попытка подхватить и возглавить этот процесс. Коммерциализация и туристический компонент также заявили о себе, достаточно вспомнить шермиции в Вешенской или на Кумже в Ростове-на-Дону. Вопрос о том, какое влияние оказывают подобные мероприятия на сохранение этнической идентичности, на сохранение элементов традиционной культуры, остается открытым. Поскольку эти мероприятия проходят вне мест памяти, используют суррогаты поп-культуры (фехтование на тямбарах), спортивные виды борьбы (борьба на поясах), конные чемпионаты по джигитовке, которых в традиционной культуре донцов не существовало. О проведении шермиций за пределами Области Войска Донского, даже не стоит и говорить, хотя их стали проводить от Калининграда до Владивостока разные казачьи образования, так называемого неоказачества.
Подытоживая, отмечу, традиционные игры выполняли обрядовую функцию, сохраняли этнодвигательность, формировали мировоззрение казаков. На них оживали символы казачьей культуры: конь, оружие, наездничество, казаки-отваги. На них воспитывалось поколение, и состязались юрты и станицы донских казаков, как у древних нартов кто из нас лучший. Важной составляющей игр являлось приурочивание их к определенному месту и времени. Весна и новогодье сопровождались конными сражениями и стрельбой в яйцо, зажжением пука камыша, прыжками верхом через огонь; местом сбора являлась граница между юртами, сакральные места: Цыганский луг между Верхнекундрюченской и Нижнекундрюченской, межевая земля между Мечетинской и Егорлыкской и т.п. Поминально-траурные мероприятия собирали казаков на старых могилах, в местах старых городков и поселений, здесь состязались в скачке, как это было в станице Луганской на Моськиной могиле. Состязания оставляли зарубки в памяти, да и на теле участников. Победа в них давала уважение, способствовала увеличению статуса. Состязание оживляло память о событии. Событие становилось значимым, оно обрастало легендами, лицами. Современные казачьи игры представляют собой довольно сложный социокультурный механизм, оживляющий не только старинные обряды и состязания (чин освящения воинских оружий, выборы шермичного атамана), но и содержащий целый этап подготовки к ним (словесность). Игры содержат в себе картину мира, которая являет не столько обращение к прошлому, сколько обращена к будущему нового поколения. С появлением такого явления как неоказачество, формируется новая память, связанная с новой историей, новыми войнами, новыми народами, утратившими свою идентичность (советскую) и ищущие ее в военизированном сословии современной России. Рождается новое явление, уйдет ли старое с арены истории, оставив ученым домысливать его историю, сложно сказать.
Андрей Викторович Яровой, доктор философских наук, президент Федерации Шермиций.
ТРАДИЦИОННЫЕ ВОИНСКИЕ ИГРЫ
ДОНСКИХ КАЗАКОВ В КОНТЕКСТЕ СОХРАНЕНИЯ
ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ
ВОЙНА И ВОИНСКИЕ ТРАДИЦИИ В КУЛЬТУРАХ НАРОДОВ
ЮГА РОССИИ VII ТОКАРЕВСКИЕ ЧТЕНИЯ.
МАТЕРИАЛЫ ВСЕРОССИЙСКОЙ НАУЧНОПРАКТИЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
1. Нора П. Всемирное торжество памяти // Неприкосновенный запас.
2005. №2–3.
2. Яровой А. В. Социокультурные проекции агональности. Зерноград,
2017.
3. Потоцкий Я. Путешествие Яна Потоцкого в Астрахань и окрестные
страны в 1797 году // Исторические путешествия. Извлечения из ме-
муаров и записок иностранных и русских путешественников по Вол-
ге в XV XVIII вв. Сталинград, 1936.
4. Ригельман А. История о донских казаках. М., 1846.
5. Сухоруков В. Д. Рыцарская жизнь казаков // Донские казаки в походе
и дома. Ростов н/Д., 1991.
6. Кательников Е. Историческое сведение Войска Донского о Верхне-
Курмоярской станице, составленное из сказаний старожилов и соб-
ственных примечаний, 1818 года декабря 31 дня. Новочеркасск, 1886.
7. Краснов И. О донской казачьей службе. СПб., 1852.
8. Пудавов В. М. Рассказы и письма из старинного донского казачьего
быта. Новочеркасск, 1895.
9. Номикосов С. Ф. Статистическое описание Области Войска Донско-
го. Новочеркасск, 1884.
10. Харузин М. Н. Сведения о казацких общинах на Дону: материалы
для обычного права. М., 1885.
11. Краснов П. Н. Картины былого тихого Дона. М., 1991. Т. 1.
12. Свод памятников состязательной культуры народов Юга России. Ро-
стов н/Д., 2012.
13. Рыблова М. А. Стать воином. Волгоград-Ростов н/Д., 2016.
14. Рудиченко Т. С. Воинские элементы в обрядах жизненного цик-
ла донских казаков // Война и воинские традиции в культурах наро-
дов Юга России. V Токаревские чтения. Материалы Всероссийской
научно-практической конференции. Ростов н/Д., 2016. С. 12–18.
15. Записки ген.-майора Ивана Самойловича Ульянова // Сборник Об-
ластного войска Донского статистического комитета. Вып. 3. Ново-
черкасск, 1902.
16. Чеботарев П. М. Дневник за 1798 год // Донская речь. 1891. 1 января.