В 1630 г. в отношениях между войском Донским и Москвой разразился конфликт. Они были полностью прерваны. Исследование этого конфликта позволяет более четко выявить характер взаимоотношений между Доном и Москвой при Михаиле Романове, сложности инкорпорации в государственную систему одной из окраин, которая имела самые серьезные притязания на политическую самостоятельность от России. Оно также показывает, насколько нетерпимо было московское политическое мышление к идее самостоятельности самобытной окраины.
Этот конфликт привлекал внимание историков. В. Д. Сухоруков объяснял его «неповиновением и своевольством казаков» [16, с. 170], ходивших в походы на Турцию и Крым вопреки запретам из Москвы. Убийство казаками на круге царского посланника дворянина И. Карамышева он оценивал как «гнусное злодеяние» [14, с. 171]. С.М.Соловьев, рассказывая об убийстве И.Карамышева, видел в этом выражение типичного казачьего буйства и своеволия [13, с. 198]. Е.П.Савельев также отмечал гнев царя на казаков за их действия на море против турецкого и крымского побережья. Но в конфликте был, по его мнению, виноват убитый казаками посланник И.Карамышев. «Зазнавшийся царский сановник, – писал он, – видя, что простыми увещаниями нельзя склонить казаков к покорности, стал прибегать к угрозам, задевая при этом честь и славу казачества» [13, с. 322–323], – отмечал он. С. Г. Сватиков видел в конфликте попытку властей подчинить вольную республику на Дону, «беседовать с ее гражданами языком, обычным в Москве» [14, с. 75]. По его словам, у «прямолинейных слуг самодержавия возникли планы стереть Донскую республику с лица земли» [14, с. 76]. Он выражал при этом симпатии войску Донскому. С. И. Рябов указывал на остроту и глубину конфликта, на стремление казаков отстоять свою самостоятельность, а правительства – заставить войско Донское подчиниться. «Положение казачества возвращалось ко временам Бориса Годунова» [12, с. 73], – говорил он об этом конфликте.
Таким образом, налицо разные подходы историков к оценке конфликта и к определению виновной в нем стороны. Согласно одной точке зрения, дело было в отказе казаков выполнять московские указания. По другой точке зрения, истоки конфликта вызывались стремлением России установить свою фактическую власть над войском Донским. Вместе с тем, как представляется, были и некоторые другие обстоятельства, которые определяли характер конфликта.
Предпосылки для него накапливались с самого начала царствования Михаила Романова. Поддержка донскими казаками на соборе 1613 г. кандидатуры Михаила на престол предопределила позитивное отношение нового русского правительства к ним. Войско Донское получило царское знамя [1, с. 241], а в сентябре 1615 г. ему была дана царская грамота, по которой казаки получили право свободной поездки к родным в русские города и уезды и беспошлинной торговли. Обязанностью казаков была служба царю, о которой ничего определенного сказано не было, но за нее правительство обязалось выплачивать им жалованье.
По оценке С. Г. Сватикова, такое положение донских казаков в отношении московского царя напоминало отношения сюзеренитета-вассалитета [14, с. 2, 65], при которых они были «слугами царю и России, но не рабами и не подданными» [14, с. 65]. Положение войска Донского в XVII в. качестве вассала московского государя-сюзерена допускал также А. П. Пронштейн [8, с. 213]. При этом в рамках своей вассальной зависимости от царя, которая дополнялась экономической зависимостью от России, они пользовались большой самостоятельностью. Они даже не приносили вассальную присягу, характерную для подобных отношений, при том, что сюзерен, московская сторона, свои обязательства зафиксировал в грамотах 1615 и 1618 гг. Даже взгляды донских казаков на свою службу царю расходились с представлением об этой службе в Москве. Так, русское правительство считало службой только те боевые действия казаков против турок и крымских татар, на которые им будет дано прямое указание. Но на Дону считали службой всякие действие против «турских и крымских басурман», и не могли понять, какую пользу может приносить сдерживание московским правительством их боевых действий на суше и на море. Как обосновал В. Н. Королев, войско Донское при этом имело собственные внешнеполитические интересы, которые состояли в борьбе за устье реки и выход в море [4, с. 70–72]. Между тем, интересы войска Донского в Москве учитывать не собирались, и смотрели на казаков только как на своих военных слуг, которые должны действовать по указаниям русского правительства, а в Москве были заинтересованы в поддержании мира на юге ради подготовки войны против Речи Посполитой. При этом в Москве высоко ценили свои хорошие отношения с войском Донским. Поэтому русские власти все свои попытки заставить казаков прекратить военные действия против Турции и Крыма долгое время ограничивали только уговорами. Однако со временем эти уговоры становились все более решительными и настойчивыми.
Так, в царской грамоте на Дон от 10 сентября 1622 г. правительство только предупреждало казаков, что если «учинитца меж нас и турского и крымского ссора и война, и то все будет от вас, и вы б в том на себя нашего гнева не наводили и нашие к себе милости не теряли» [2, с. 27]. В грамоте от 10 марта 1623 г. московские власти даже объясняли казакам, почему необходимо соблюдать мир с Турцией и Крымом. Это было нужно для облегчения походов «турского царя Ахмет-салтановым людем» «на нашего недруга и разорителя … на польского Жигимонта короля и на его землю» [3, стб. 220, 221]. Но поскольку уговоры не помогали, правительство в 1625 г. арестовало в Москве атамана донской зимовой станицы Алексея Старого и сослало его с четырьмя казаками станицы на Белоозеро. В грамоте от 25 октября 1625 г. оно предупреждало казаков, что вас «за такие ваши грубости жаловать будет не за что», как и «пускать» в русские «городы» [3, стб. 246, 248, 253]. В 1625–1627 гг. на Дон не посылалось царское жалованье. Развернулось следствие о поездках на Дон русских торговых людей [5, с. 47–78]. Войско Донское в ответ сделало серьезную уступку и в 1627 г. на войсковом круге был принят запрет на походы казаков на Волгу [11, л. 236–238], которые были грабительскими и против которых боролись русские власти. Но действия против Турции и Крыма войско Донское не прекращало. Тогда в Москве стали действовать более резко. В грамоте на Дон от 2 июля 1629 г. содержалась угроза казакам за продолжение походов «бытии в вечном запрещении» от патриарха [3, стб. 297]. А в грамоте от 6 октября они были даже охарактеризованы как «злодеи, враги креста Христова», и содержалось невиданное ранее требование выдачи казаков, ходивших на Крым [3, стб. 312]. В этих грамотах содержался непосредственный пролог скорого кризиса.
Наступление кризиса произошло в 1630 г., после того, как на Дон в июле была направлена грамота о походе «на польского короля землю с турскими пашами с Муртазою да с Абазою вместе» [10, л. 94–95]. Казаки отказались идти на войну с пашами, но заявили о своей готовности выйти в поход с московскими воеводами. Тогда же в Москве была арестована зимовая станица атамана Наума Васильева, и в ссылку в Холмогоры отправили 70 казаков [3, стб. 323–324].
Из отписки послов в Константинополь А. Совина и М. Алфимова известно, что на Дону стало известно об аресте станицы в Москве. В верховых казачьих городках ходил слух о походе на Дон царского воеводы, который должен был, «едучи Доном сверху до нижних казачьих юртов городки все разорить и их, атаманов и казаков, побивать и вешать. И они де от тово во всех городках живут с опасеньем, и сумненье де у них от тово многое, а иные де, убоясь тово, из верховых городков разбежались по запольным речкам и по лесом» [10, л. 72]. В роли такого воеводы им виделся дворянин Иван Карамышев, посланный на Дон. При этом казак из сосланной станицы Н. Васильева Ивашка Лагутин, сбежавший с дороги, рассказывал, что Карамышев «напросился у государя идти на Дон сам, … что ему на Дону донских казаков вешать и побивать» [10, л. 114].
Слух свидетельствовал о тревоге казаков. Но планов разгрома войска Донского в Москве не вынашивали. О значительной роли донских казаков как силы, действовавшей на международной арене, свидетельствовал проект, который выдвинул в 1630 г. командующим турецким флотом Дели Хусейн-паша, и о котором рассказывал патриарху Филарету на переговорах в Москве турецкий посол Фома Кантакузин. Проект заключался в том, чтобы жалованье донским казакам «давать жалованье обоим государем – Муратову б салтанову величеству давать от себя, чтоб от тех казаков войны не было». Допускалась даже возможность переселения донских казаков «на Белое море на житье», где «Мурат салтанову величеству многие недруги» [9, л. 103–104]. Столь утопический проект свидетельствовал о том, насколько большой проблемой для Османской империи стали к тому времени донские казаки.
На Дон И. Карамышев прибыл вместе с царскими послами А. Совиным и М. Алфимовым. Послы 18 сентября пришли на войсковой круг, но Карамышев, идти на круг отказался. После Азовского осадного сидения царские послы также не будут ходить в круг. Это явится результатом ослабления войска Донского в ходе тяжелой борьбы за Азов. Отказ их идти на круг станет результатом наказа, полученного в Москве. Тем самым, русское правительство будет подчеркивать, что считает царского посла более высокой стороной, чем войсковой круг. Но до азовских событий такого положения в наказах послам не было. Тем самым И. Карамышев по своей инициативе решил представить свой статус как более высокий, чем Войсковой круг.
По рассказу в Посольском приказе казака Семена Саблина, казаки сами явились к нему «на стан». Они его обвинили в том, что он хотел «на Дону донских казаков вешать и побивать», а при чтении на круге государевой грамоты он «против государьского имени шапки не снял, стоял, закуся бороду». Услышав обвинения, Карамышев понял, что дело его плохо. Он «казаком на четыре стороны поклонился, молыл им, что он виноват». Но это не помогло: «Казак де Ивашко Тюлень учал его сечь саблею, а потом иные казаки учали его сечь саблями, и, убив его, вкинули в воду, в реку Дон» [10, л. 115]. На ритуальную роль воды в сознании славян справедливо указывал В. Я. Мауль [6, с. 129]. Для донского сообщества, в котором река играла особую роль, объединяющую все казачье сообщество в единое целое, это не случайно. Казнь в форме потопления составляло распространенный на Дону мрачный ритуал.
На Дону сразу поняли, что грубая демонстрация неподчинения, с убийством царского посланника, требовала объяснения. Войско Донское попыталось объясниться в своей отписке от 6 октября, вскоре после самого события. В своей отписке казаки писали о признании за государем права лишить их «реки Дон». Такое право соответствовало праву сюзерена лишать вассала своего земельного держания за службу. Как писали казаки, «будем мы тебе, государю, ненадобны, и мы тебе, государю, не супротивники: Дон реку от низу и до верху и реки запольные все тебе, государю, до самых украинных городов крымским и ногайским людем распространим, все очистим, с Дону реки и со всех запольных рек все, холопи твои, сойдем по твоему государеву указу, о том, государь, нам, холопаи твоим, как укажешь» [10, л. 98]. За выражением покорности в грамоте скрывался второй смысл. Упоминание о крымских и ногайских людях говорило о том, что казаки хорошо понимали, насколько Москве не выгоден уход их с Дона, и что на выселение их с Дона русское правительство не пойдет. Но мысль о праве государя очистить Дон от казаков соответствовала распространенному в исторической памяти казачества представлению о пожаловании казаков «рекой Дон» «за казанскую службу» «царем Иваном Васильевичем». Напоминая о праве на выселение с Дона в силу пожалования реки Дон их предкам, войско Донское тем самым указывало московским властям на свою службу, которая имела самые глубокие исторические корни, и на необходимость не наказывать, но жаловать верных слуг. В том числе это относилось и к пожалованию землей за службу на правах вассальной дачи.
После убийства Карамышева казаки стремились преодолеть кризис. Они перестали нападать на азовцев и крымцев. Как доносил в 1632 г. царицынский воевода Л. Волконский, их «донские казаки бес государева указу громить не смеют» [3, стб. 338]. Но и правительство, добившись прекращения боевой активности казаков, ничего от этого не выиграло. Нападения азовцев и крымцев на южную русскую окраину усилились [7, с. 217]. В Москве стали понимать, что сдерживание боевой активности донских казаков делает положение на южной окраине очень опасным.
В 1632 г., в связи с войной с Польшей, правительство предприняло меры к прекращению кризиса и восстановлению отношений с войском Донским. Станица Н. Васильева была освобождена и направлена на театр военных действий под Смоленск. На Дон было послано царское жалованье и царская грамота с призывом идти на войну с польским королем [3, стб. 387, 389, 390]. Конфликт был исчерпан. Но правительство попыталось укрепить свое положение на Дону. Войско Донское призывалось к принятию присяги. Казаки решительно отказались это делать и послали отписку с обоснованием своего отказа. Она свидетельствует о глубине исторического мышления донских казаков. Но анализ этой отписки составляет особую тему.
Итогом конфликта было сохранение войском Донским благоприятного для себя варианта отношений сюзеренитета-вассалитета по отношению к царю, основы которого были заложены еще в первые годы царствования Михаила. Однако эти события весьма напоминают такое довольно распространенное явление в рамках сюзеренитете-вассалитете, как бунт вассала. Этот бунт, однако, не привел к разрыву отношений, поскольку обе стороны были очень заинтересованы в их сохранении.
Верхнее изображение: Картина “Казаки в походе” Худ. Г. Хесс, 1810-е гг. (?)
Мининков Николай Александрович, д-р ист. наук, профессор Южного федерального университета, г. Ростов-на-Дону.
1. Агафонов А.И. Донская геральдика. Ростов-на-Дону, 2016.
2. Воссоединение Украины с Россией. Документы и материалы в 3-х т. М., 1953. Т. 1.
3. Донские дела. Кн.1 // Русская историческая библиотека. СПб., 1898. Т. 18.
4. Королев В.Н. Босфорская война. Ростов-на-Дону, 2002.
5. Куц О.Ю. Донское казачество в период от взятия Азова до выступления С. Разина (1637–1667). СПб., 2009.
6. Мауль В.Я. Социокультурные аспекты изучения русского бунта. Томск, 2005.
7. Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. М.; Л., 1948.
8. Пронштейн А.П. Земля Донская в XVIII веке. Ростов-на-Дону, 1961.
9. Российский государственный архив древних актов (далее ‒ РГАДА).
Ф. 89. 1630. №1.
10. РГАДА. Ф. 89. 1630. №5.
11. РГАДА. Ф. 127. 1627. №1.
12. Рябов С.И. Донская земля в XVII веке. Волгоград: Перемена, 1992.
13. Савельев Е.П. История казачества (Историческое исследование). Новочеркасск, 1918. Ч.3.
14. Сватиков С.Г. Россия и Дон (1549–1917). Исследование по истории государственного и административного права и политических движений на Дону. 1924.
15. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. 5 // Соловьев С.М. Сочинения в 18-ти кн. М., 1990.
16. Сухоруков В.Д. Историческое описание Земли войска Донского. Ростов-на-Дону, 2001.
Статья мне понравилась. Всё чётко расставлено по своим местам с добавлением документов и цитат.